16°C Монреаль
У нее красивое, экзотическое имя – Мириам Сехон. И внешность – под стать. Она высокая, тонкая, с большими выразительными глазами на нежном лице, обрамленном темной гривой вьющихся волос. Как не обратить на нее внимание? Мириам Сехон – известная московская актриса и певица, с которой пришла познакомиться монреальская публика. Зал полон.
banner
Сегодня она споет десять песен – на русском, украинском, английском и французском языках. А также прозвучит песня на иврите в исполнении ее 14-летней дочери Магоги, выступившей в этом концерте с гитарным аккомпанементом. Репертуар у Сехон разнообразный и изысканный. Голос – чудесный. Начинается все с романса Микаэла Таривердиева на стихи Беллы Ахмадуллиной «По улице моей....», затем звучит «Dis quand, reviendras-tu» звезды французской эстрады Барбары, вслед за этим – лирическая «Moon River», которую в свое время исполняла несравненная Одри Хепберн, потом идет зажигательная «Vaya Con Dios Nah Neh Nah», затем – хит «Paroles» француженки итало-египетского происхождения Далиды и т.д. В заключение концерта – «Я не той» украинской группы «5-nizza».
Публика очень тепло принимает Мириам Сехон, дарит ей букеты цветов. После антракта, сменив концертное платье на брючный костюм-тройку, она отвечает на вопросы зрителей. Времени явно не хватило, и мы продолжили разговор на следующий день.
Они бродили по дорогам
Мириам, вы прекрасно поете на английском и французском языках. Откуда у вас такое точное владение звуком и речью?
– В конце 1989 г. мы с родителями уехали во Францию. Тогда огромная кампания площадных странствующих театров мира прокатилась из западной в восточную Европу и обратно. В честь падения Берлинской стены это называлось «Mir Caravan» («Караван мира»). Из СССР в ней принимали участие «Лицедеи» и фольклорный ансамбль «Своя игра», в котором работал мой папа. Так его заметили в интернациональном театре «Footsbarn» и пригласили работать. Театр этот тогда обосновался во французской деревне на старой ферме, проколесив до этого без остановки 20 лет. На этой базе репетировали, а потом на долгие месяцы отправлялись в путь. Артисты – французы, немцы, поляки, англичане, португальцы и их семьи – жили в караванах и грузовиках, а спектакли играли в большом шапито. Папа сочинял и играл музыку и выступал как актер, мама придумывала и шила костюмы и тоже выходила иногда на сцену. Перед спектаклем дети наряжались и ходили по шапито – сдавали напрокат подушки, чтобы зрителям было удобнее сидеть три часа на деревянных скамейках. Все вырученные нами деньги шли на нужды школы, которая находилась прямо в автобусе: экскурсии, походы в музей, зоопарк, и на книги, которые мы заказывали из Англии. На зарплату учителям скидывались все: и те, у кого были дети, и те, у кого не было. Учителя – англичане, общий язык в труппе - английский, спектакли – тоже на нем, а дома каждый говорит на своем. Второй язык – французский, потому что театр-то во Франции.
Но, кажется, в конце концов Вы вернулись на родину, в Россию?
– Да, в 1994 году мои родители разошлись. Отец уехал в Израиль, а мы с мамой вернулись в Москву.
В Москве мне всё не нравилось. Жить в квартире, никуда не переезжать, ходить в обычную школу. Долго мучилась с русским языком и школьной системой. Я боялась выходить к доске, ничего не понимала, забывала тянуть руку, было непривычно, что в классе столько детей, в театре нас было максимум 3-4 человека. Делала ошибки, неграмотно писала, к каждой фразе добавляла: «Как это будет по-русски?», из-за чего все надо мной смеялись.
Все годы в дороге мама учила меня читать и писать по-русски, я даже делала прописи, которые бабушка присылала из Москвы, мама читала мне вслух всю классику. По дороге из города в город мы пели в машине народные песни и Утесова с Шульженко. Но в какой-то момент я все равно отказалась говорить с родителями на русском, а думала я только на английском. По возвращении в Россию это продолжалось еще довольно долго, например, я читала и вела дневник только на английском. Читать на русском заставляла себя для школы, или меня заставляли, в общем, читала нехотя и без удовольствия.
banner
Москва.Театр
По окончании ГИТИСа Вы остались работать с видным московским режиссером С.Женовачом. Как сегодня Вы оцениваете этот опыт?
– Я училась на режиссерском факультете
ГИТИСа в актерской группе на курсе С. В. Женовача. Это был его первый набор. Мастером курса до этого был П.Н.Фоменко, но он решил заниматься только своим театром и предложил Женовачу «перехватить» набор. Театр Фоменко был для нас вторым домом, мы ходили к нему на все спектакли, его артисты – к нам на все показы. Да и вообще в то время режиссерский факультет был волшебным местом. Когда мы поступили, доучивались ученики А.А. Гончарова, он еще был жив. Старше на курс – ученики Л.Е.Хейфеца, на 3-м – «захаровцы». Когда Марк Анатольевич умер, мастерскую набрал Е. Каменькович вместе с Дм. Крымовым: режиссеры, актеры и художники вместе!
Конечно, когда мы закончили обучение, нам хотелось остаться вместе и стать театром, как когда-то и случилось с «Фоменками». Это естественно: за четыре года мы стали настоящей семьей, Женовач воспитывал нас как ансамбль, партнёрство было самой важной идеей. Первые два года мы играли на разных площадках, у нас к 4-ому курсу уже было шесть спектаклей, на которые ходила вся Москва. А репетировали новое мы где придётся, первым спектаклем вне академии был «Захудалый род» по Лескову.
А потом у нас появилось помещение: потрясающий театр на улице Станиславского. Здание находится во дворе бывшей золотоканительной фабрики Алексеевых, родителей Константина Сергеевича. Когда Станиславский стал председателем фабрики, он построил театр для рабочих, где давались концерты и спектакли. После революции в нем были кабельные мастерские, а потом в 2008 уже наш театр – Студия Театрального Искусства. В этот же момент у меня родилась Магога.
В СТИ я проработала прекрасные 9 лет, но потом решила уйти «в свободное плавание». Это важнейший опыт, любимое время после учебы в ГИТИСе, но мне показалось, что нужно найти для себя как для актрисы что-то новое, другое. Дело даже не в каких-то больших или важных ролях, просто репертуарный театр - это специфическая система и подходит не всем. Мне хотелось больше свободы, разных, других режиссеров.
Так и вышло. После ухода из СТИ мне повезло поработать с И. Вырыпаевым, М. Карбаускисом, Дм. Крымовым, Н. Чусовой, Дм. Мелкиным в совершенно разных спектаклях, ролях и видах театра.
banner
Кинематограф: роли большие и маленькие
Какие из Ваших киноролей Вы считаете самыми яркими?
– У меня нет каких-то больших важных ролей, хотя много запоминающихся, наверное. Сужу по тому, что мне пишут зрители, о чем вспоминают в разговоре. Я люблю короткометражки, в которых снималась, многие из них – студенческие. «Незначительные подробности случайного эпизода» М. Местецкого, «Связь вещей» М. Зыкова, «Ночью можно» М. Ястребовой и др. Люблю фильм «Сентенция» Дм. Рудакова, у меня там крошечная роль, но это прямо настоящее кино, да ещё и на пленку снятое. Сложное, тяжелое, но очень талантливое. Приятно быть частью такого проекта. «Сохрани мою речь навсегда» Р. Либерова. Там я – только голос молодой Н. Я. Мандельштам, а взрослый голос –
И. Чурикова, но мне было очень важно, что меня позвали в эту работу. Мне нравятся разные фильмы, разные истории, но главное – компания людей, которая этим занимается. Режиссер, партнеры, художники. Но кино – капризное, непредсказуемое искусство. Иногда даже с идеальным подбором всех участников может совсем не получиться. Однако опыт совместной работы с талантливыми людьми у тебя уже никто не отнимет.
Вам довелось создать сильные женские образы – Валькирий революции – Розу Землячку в фильме Михалкова «Солнечный удар», теоретика марксизма Розу Люксембург в телесериале В. Хотиненко «Демон революции», Марианну (праобраз Мариэтты Шагинян) в «Ветке сирени» Лунгина. Что значат для вас эти роли?
– Они для меня – важные и дорогие, как и все остальные, хотя играть Розу Землячку, это как сейчас говорят, очень неоднозначно. Всегда находишь свою правду для каждого персонажа, ищешь в нем хорошее, оправдываешь его поступки, те, что за кадром даже. А ведь она была больной и кровожадной убийцей, палачом.
Вы создали яркий, запоминающийся образ первой жены певца Петра Лещенко Жени Заккит в популярном телесериале «Все, что было».
– Насчет Жени Закитт мне нечего рассказать. Правда. Я уже ничего про это не помню. А вот 8 февраля выйдет сериал «Раневская», где я играю сестру Фаины Беллу.
Монреаль: «Я готовлюсь»
Можно ли спросить вас о вашей здешней жизни и планах?
– Приехали мы с дочерью в Монреаль прошлым летом. Мой муж – канадец. Пока что в планах получить документы и не сойти с ума от отсутствия работы. Мне нравится быть домохозяйкой, и в теории я могу не выходить на сцену, но недолго! Завидую людям, которые могут продолжать жить и функционировать как раньше, у кого пишутся стихи, картины, песни, а мне бы просто прийти в себя для начала. Но пока не кончится война, не уверена, что я смогу.
Я думаю, однако, что мои два языка, которые как раз нужны тут, в Квебеке – повод начать новую творческую жизнь. Это не значит, что я против того, чтобы делать что-то для русскоязычного зрителя.
Но также хотелось бы устроить себе еще больший «сhallenge» в артистическом смысле, раз уж я тут, попробовать играть и сниматься на английском и французском. И хотя я знаю эти языки и говорю без русского акцента, это все равно всё начинать с нуля. Это страшно, и пока на это нет сил даже. Но я готовлюсь.
Автор: Людмила ПРУЖАНСКАЯ