Антон Долин: Кино вчера, сегодня и завтра

Кинокритик, радиоведущий, бывший главный редактор журнала «Искусство кино», автор тринадцати книг Антон Долин приезжает в Канаду с курсом лекций о кино. Популярность у широко зрителя он получил благодаря шоу «Вечерний Ургант», где вел рубрику, посвященную киноновинкам «Пойдем в кино, Оксана».

Долин окончил филфак МГУ, работал журналистом и сменил за свою карьеру множество СМИ. Сотрудничал с Первым каналом, ТВ3, The New Times, «Эхо Москвы», «Афишей», «Кинопоиском», «Ведомостями» и другими изданиями. Сейчас Антон пишет для «Медузы», признанной СМИ-иноагентом. После отъезда из России сразу после начала войны, он тоже объявлен на родине СМИ-иноагентом. Теперь живет с семьей в Латвии. В преддверии его тура по Канаде мы решили поговорить на актуальные темы.

— Антон, вас хорошо знают, уважают и считаются с вашим мнением в мире кино. А как теперь относятся в России к тому, что Вы делаете? От вас ждут статей о российском кино? Хотят слышать ваше мнение несмотря на то, что Вы объявлены иностранным агентом?

Это, сами понимаете, вопрос не столько ко мне, сколько к моей российской аудитории и коллегам, бывшим и настоящим. Иногда мне самому интересно, продолжают ли меня читать (и смотреть на YouTube) или перестали — как перестали много где упоминать, цитировать и, тем более, приглашать что-либо писать и комментировать. Судя по статистике «Медузы», число ее читателей в России по-прежнему внушительно, хоть издание и запрещено в РФ, даже несколько раз… Люди все-таки хотят знать правду, им по-прежнему необходима честная журналистика. Сам я пишу о российском кино все реже. Выгрызать или где-то искать нелегально право на просмотр фильма, авторы и продюсеры которого прежде умоляли меня «только напиши!», совершенно не хочется. Унизительно для обеих сторон и как-то глупо.

— Вы уехали в самом начале войны и не скрывали свою гражданскую позицию, но тот факт, что вас признали иностранным агентом вас не удивил? Не каждому, как говорится, такое удается.

Удивил, конечно. Я стал первым кинематографистом-иноагентом и первым кинокритиком-иноагентом, если не считать моего уважаемого коллеги и товарища Максима Заговоры — но он все-таки «заработал» свой статус за работу в правозащитной организации, за мной ничего подобного не числилось. Да еще и так называемым «СМИ-иноагентом». Знак уважения со стороны властей, так надо понимать? Вероятно, они верят в мое влияние на умы больше, чем я сам. Однако гораздо больше меня удивила реакция российского киносообщества на мое признание иноагентом. Несколько писем «в личку», помню каждое. А в публичном поле, за исключением немногочисленных удивленных реплик в фейсбуке, — оглушительное молчание. Как сказала одна из прежних коллег, «пора обновить пул тех, кто пишет о кино» или что-то в этом духе, не процитирую точно.

— Вы автор многих замечательных книг о кино, бывший главный редактор журнала «Искусство кино». Как теперь обстоит дело с изданием ваших книг? Недавняя ваша книга об иранском режиссере «Акт неповиновения. Фильмы режиссера Джафара Панахи» вышла в издательстве «Новая Рига» в Латвии. А прежние книги доступны в России? Их не убирают с полок магазинов?

Не изучал этот вопрос детально. Хватило фотографий из нескольких московских и петербургских магазинов, где мои книги продают, тщательно завернутыми в полиэтилен и со специальной пометкой «иноагент». Иногда это оформлено с какими-то прибаутками, не без кокетства: книжные дают понять, что «все равно меня любят». Никакой симпатии и понимания у меня это не вызывает. Новую книгу о Панахи заказали несколько магазинов, но в издательстве «Novaya Riga» (это моя 13-я книга и первая, изданная вне России) мне рассказали, что попытки отправить часть тиража в Россию были обречены на провал. Книга, написанная «иноагентом» и изданная в Европе, еще и без соответствующих сносок и пометок, просто не может быть ввезена в РФ и тем более там распространяться. Что ж, так тому и быть.

(Организаторы выступления очень надеяться, что новые книги успеют прибыть в Канаду к выступлению. – Прим. автора)

— Когда-то в Торонто проходил фестиваль российского кино TRFF. Я имела к нему отношение — была программным директором. Периодически сталкивалась с недовольством некоторых «посольских» товарищей, что программа не доносит «позитивный образ России». Их не устраивали «Борис Годунов» Мирзоева, «Жила-была одна баба» Смирнова, «Интимные места» Чупова и Меркуловой и т.д. В 2014 фестиваль закрылся по понятным причинам — позитивному образу России пришел конец. Что должно произойти и какие выйти фильмы, чтобы отношение к стране и ее кинематографу изменилось?

Никакие фильмы эту ситуацию не изменят. Нужны сдвиги посерьезнее. Россия будет свободна — приходится в это верить, другого выхода нет, — и тогда «все изменится», как говорил перед расстрелом герой балабановского «Груза 200». С другой стороны, вполне могу вообразить утопическую ситуацию, когда через два-три года мы с вами будем смотреть целую программу фестиваля честного российского кино в изгнании, сделанного режиссерами и актерами-эмигрантами. Впрочем, «российским» в этом случае оно будет называться чисто условно.

— Вы приезжаете в Канаду с двумя разными лекциями: для Торонто и Калгари это разговор «Роман с кино: что лучше книга или фильм», а для Ванкувера и Монреаля — менее романтично «Кино: индустрия, политика, искусство?» Почему так решили? И будут ли эти две лекции как-то пересекаться?

Как-то пересекаются любые лекции, которые я читаю: в каждой из них я пытаюсь препарировать и анализировать не столько кино, сколько нынешнюю катастрофическую реальность через призму новых — а иногда и классических — фильмов. Но векторы заданы разные, а темы выбраны исходя из интересов потенциальных слушателей. Не хотелось бы повторяться: даже читая лекцию с одним (обычно обобщенным и намеренно упрощенным) названием, в разное время и для разных аудиторий я ее модифицирую. Написанного текста лекций у меня нет, я максимум пишу в блокноте общие тезисы, обновляя их и переписывая каждый раз. Так что торжественно обещаю не кормить публику одним и тем же блюдом.

— Хотелось ли вам когда-то перейти из теоретика в практика? Стать продюсером или режиссером? Кричать «Мотор!» или собирать волшебный пазл монтажа? Допускаете ли мысль, что новый образ жизни может к этому подтолкнуть?

Будущее неведомо. Но вообще желания нет никакого. Я с удивлением понял за последние четырнадцать месяцев, что моя довольно специфическая и прикладная деятельность многим нужна, кого-то способна утешить и отвлечь — или даже наоборот, помочь понять какие-то стороны реальности. Раньше мне казалось, что в отрыве от непосредственно «рекомендательной» служебной функции моя работа лишена смысла, но жизнь опровергла этот предрассудок. Пока моя кинокритика или кинорефлексия востребована — и пока радует меня самого — не вижу причин перебегать «по другую сторону баррикад».

— Впереди у вас Каннский фестиваль. Какие ожидания? Предчувствуете ли Вы какие-то знаковые события. Чем обернется для Каннского фестиваля новое руководство? Ваши предположения на этот счет?

Думаю, Каннский фестиваль постоянно стремится к тому, чтобы не оставаться «фестивалем свадебных генералов», а это довольно сложно: как отказать живым классикам режиссуры, если они готовы отдать свой новый фильм именно тебе, и интерес прессы гарантирован? Все зависит от двух факторов: новых имен, найденных за этот год отборщиками, и степени парадоксальности в решениях жюри, которое действует по-разному — иногда «подтверждает» известные иерархии, иногда опровергает, и это всегда интереснее. Так что жду я прежде всего каких-то открытий и сюрпризов, как и всегда. В смысле остальных ожиданий буду банален. Из фильмов режиссеров старшего поколения больше всего жду нового Мартина Скорсезе — «Убийц цветочной луны», кто их не ждет? — но еще сильнее нового Виктора Эрисе (испанский гений, снявший до сих пор всего три фильма, выдержал паузу в тридцать лет!), нового Такеси Китано («Шея» должна стать его последним фильмом), нового Аки Каурисмяки (он тоже объявлял, что уходит из кино, а потом сжалился и снял «Опавшие листья»). Из фильмов авторов более молодых наибольший интерес вызывают, конечно же, китайский документалист Ван Бин, самый радикальный из конкурсантов, с проектом «Молодость» и моя любимая итальянка Аличе Рорвахер, чья «Химера» для меня — один из самых долгожданных фильмов последних трех лет.